|
|
ДОМ ДЛЯ БОГА
Человек построил дом И назвал его «Дом Бога». Шла к нему одна дорога, Пели пташки над прудом…
Не успел он завершить, Как убогие с дороги Закричали: «Мы – убоги, Мы у Бога будем жить!»
Зодчий спорить не хотел, Сделал с севера придел.
Тут пришёл ещё народ, Восклицая: «Мы богема, Слово «бог» таит морфема И права на дом даёт!»
Зодчий спорить не хотел, Дал восточный им придел.
Тут пришли богатыри, Заявляя: «Оборона Иногда важнее трона! Лучше двери отопри!»
Зодчий спорить не хотел, Сделал с юга им придел.
Тут богатые пришли И сказали: «Домик скромен, Но ведь он для нас построен… Мы и мебель привезли!»
Зодчий спорить не хотел, Сделал с запада придел.
Каждый занял угол свой, Все возились, словно мыши… Ну а зодчий лёг на крыше, – Благо, август был сухой.
Лёг, и вдруг услышал вздох, Оглянулся, ну а рядом, Под плащом своим дырявым, Почивал на крыше Бог.
КРЫЛЬЯ
Как долго я богов молил о крыльях, Об этих белых, трепетных – молил… Которые могли бы без усилья Нести меня к содружествам светил.
Сбылось! И распахнулись, подхватили, В небесные потоки понесли… И видел я, как радугу лепили Наяды, поднимаясь от земли,
Где облака, как сказочные башни, Белее снега, стражами стоят. И видел я, как трудятся на пашне Простые люди, как они глядят,
Глядят на небо, и кричат: «Смотрите! Герой! Безумец! Ангел! Э-ге-гей!..» И тут я понял, что – не небожитель, И есть хочу, как каждый из людей.
А рук-то нет… А крылья – не прокормят, И я – не птица и не человек… Не руки это были – это корни, Вцепившиеся в землю… Значит, век
Недолог мой. Но вот какое чувство С тех пор меня и тянет, и гнетёт: Что жизнь моя? И в чём моё искусство, Которое меня переживёт?
Нужны ли людям все мои метанья? И мой полёт, восторг и благодать? И песни от привольного дыханья? Скажите, что ещё могу я дать?
Полёт, что отрывает взгляд от плуга, Он нужен ли живущим впопыхах? Но поздно. Я летал над звёздным лугом… И совестно молиться о руках.
ЛОДКА
На узенькой лодочке, с длинным шестом, Он плыл, продираясь среди камыша… Толкался отчаянно, словно спеша Прийти к нам и крикнуть, что это – не дом,
Что будет земля, и что надо спешить… И снова – назад, засучив рукава, Туда, где смыкалась шептунья-трава, Туда, где, возможно, сумеем мы жить…
И лишь за спиной, словно плащ, два крыла. И кто-то спросил: «Отчего не летишь?». «Что б вы не считали стеною камыш!» – Ответил, и рябь по водице прошла.
И строили лодки, строгали шесты, И шли, невзирая на голод и зной. А он, наблюдая за всем с высоты Натёртые руки держал за спиной.
БОЛТЛИВЫЙ АНГЕЛ
Была в моей жизни ещё полоса – Я ангелом был и творил чудеса. О многом меня умоляли в слезах, И я исполнял всё у них на глазах.
Излечивал язву, мужей возвращал, Чинил пылесосы, турбины вращал. Менял я квартиры, готовил обед, Искал на экзаменах нужный билет…
Но люди, свои получив чудеса, Не думали даже взглянуть в небеса, Они совпадением звали мой труд. Ну как не обидеться было мне тут?
Занятья свои поменял я тогда, И к людям со мной постучалась беда. (Лишь к тем, кто, конечно, её заслужил – Я всё-таки по справедливости жил.)
Но люди, терпя воздаянье за зло, Считали, что попросту не повезло. И много причин объявляя слезам, Никто не решил, что виновен он сам.
Недолго так жил я, созданья кляня, Ведь сердце не камень в груди у меня. И стал я, чтоб времени зря не терять, Завесу над будущим им открывать.
Но люди не видели знаков моих, А видя, не очень-то верили в них. Когда же сбывались пророчества те, Внушением звали в своей слепоте.
Я чуть не погиб от кипевших страстей, И стал испытания слать на людей. Но слабые силы искусом не взять, На подвиги спящих никак не поднять!
А те, что сильнее, гнетут остальных, Детей не жалея, бичуя больных. И, многое зная в судьбе наперёд, Не мог не жалеть я сей сирый народ.
С тех пор я тихонько живу средь людей, Борюсь, как умею, с гордыней своей, Часы починяю, цветы развожу, Ботинки латаю и песни пишу…
БУМАЖНЫЕ АНГЕЛЫ
Ангелы мои ещё летят, Ангелы мои летят по небу. Их накормят бабушки пшеном и хлебом… Эти – доглядят. Белые на фоне голубом, Ангелы мои летят по свету. Я их отпускаю и не жду ответа, Где-то он, их дом?..
Припев: Ангелы бумажные мои, Ангелы из ткани и из глины… Рукотворны всё же лишь наполовину, Лишь на половину, Взятую с земли…
Ангелов небесных недобор… Может, уклонились от призыва? Да и кто пошлёт на эту землю сына – Прямо под топор? Трудно им сейчас, как никогда… Стало быть, пора послать подмогу. Не суди, Господь, их форму слишком строго, Внешность – не беда.
Припев.
Может, повстречают на пути Где-нибудь собратиев небесных… Вместе веселее, это всем известно, По небу идти… Несмотря на дождь иль снегопад Всё летят в рубашечках бумажных, Внешность не беда, когда другое важно – Ангелы летят.
Припев.
ПРИХОД АНГЕЛА
И когда спустился ангел, То, красу его увидев, Люди выдохнули: «Чудо!», Люди вымолвили: «Диво!» И решили: «Он – небесный… Раз – и в небо улетит! Ну а мы – хотим молиться И смотреть на эти крылья… Ну а мы хотим оставить Неизменным этот лик!»
Ангела схватили люди И сказали: «Снимем мерку». Ангела схватили люди, Закатали чудо в гипс, Говоря: «Тебе ж не жалко? Ты небесный, ты свободный, Мы тебя и не задержим, Потерпи – и улетишь!
Маску гипсовую сняли, (Хорошо, что не посмертно!), С крыльев гипсовые слепки Отлепили – и лети! И ушёл он, мокрый, грязный, Оттирая гипс от перьев. Сел в сторонке, наблюдая, Как за глиною пошли… И отлили светлый образ, Обожгли и расписали, И паломники тянулись Посмотреть на новый лик.
И толкали у дороги Завернувшегося в крылья Неприглядного бродягу С перепачканным лицом.
Лишь слепой один калека Обернулся и воскликнул: «Да ведь ангел наш не в храме, На дороге ангел наш!» И рванулись все из храма, И искали по дорогам, По полям, по перелескам, По лугам… Да не нашли.
Ну а ангел шёл по храму, Изваяньям глядя в очи, Повторяя: «Дети, дети… Дети бедные мои…»
АНГЕЛ И ЖЕСТЯНЩИК
Сделал ангела жестянщик, Да жестянщик неумелый… Где глаза – одни провалы, Вместо носа – лишь разрывы, Там, где руки – трубокрюки, Там, где крылья – труболом…
Но – спустился с неба ангел Из чинов неприхотливых, Коль заявлено названье, Чтобы жить в творенье том.
Жили ангел и жестянщик И смотрели друг на друга… «Да ведь ты, – сказал жестянщик, – Неказистенький на вид… Ты, дружочек мой, уродлив! – Протрезвев, сказал жестянщик, – И не жалко вот на это Юность вечную менять?»
«Да и ты, – ответил ангел, – Не пример для подражанья. А ведь дал Создатель душу. Не тебе Ему пенять».
Ничего ему жестянщик Не ответил. Сдал посуду И на выручку напился. Не забылся. И в сердцах Он, на ангела не глядя, Разобрал большие крылья, Руки, ноги и подобье Человечьего лица…
Утром видела соседка, Как ушли они, обнявшись – Две прозрачные фигуры – И исчезли у крыльца.
ПОЧТОВЫЙ АНГЕЛ
Дождик хлюпает по лужам, Тихо жалуясь на скуку, И что он нигде не нужен, Не протягивают руку Первым каплям. Он уехать Хочет в Африку отсюда. Он соскучился по смеху, Он устал не верить в чудо. Он шуршит по мокрым липам, Как бродяга и бездельник… У него на тур в Египет Нету денег.
На чернеющей скамейке Под продрогшею осиной Ангел съёжился почтовый С мокрой сумкою в руках. Не сумел раздать он письма, – Видно, дождик смыл чернила, Или попросту прогнали Впопыхах…
Баба Клава кормит кошек Под окном молочной кашей, Ходит в гости к тёте Симе, И скучать ей не резон. Видит Ангела на лавке И берёт его с собою, Под широкий и надёжный Старый зонт.
Чуть живой почтовый Ангел Пьёт на кухне чай с малиной. Баба Клава сушит письма Утюгом. И под рукой Превращаются в посланья Разогретые чернила И колышутся, как пламя, Над строкой.
Мирно спит на кухне Ангел, Положив ладонь под щёку, Улыбаясь, как ребёнок, Что не ведает врагов. По обшарпанным подъездам Носит письма баба Клава. И за Ангелом почтовым Нет долгов.
Дождь не мочит бабу Клаву, У неё хороший зонтик, Хоть на спицах изолента, И потрёпаны края. Дождь не тронет бабу Клаву, Он идёт пешком в Египет. Пусть потешится на славу Там, в Египте, ребятня.
СКУЛЬПТОР
Наверно, голос был ему, И он помчался в мастерскую, Сорвал прогнившую холстину И белый мрамор обнажил.
И диву дался, как он жил, Не видя этого доныне – В молочном монолите, в глыбе Томился ангел. Он, как был, Схватил зубило, и забыл он, Про день и ночь, и заходило В железном пульсе всё кругом.
Лучился мрамор посредине. Томился ангел. Вот уж крылья, И голова… Вот он сидит И держит книгу на коленях, Немного голову склонив… Внимания не обращая На холод и на писк мышиный, На мастера, который что-то Порой бормочет про себя.
Не выдал ангел ни движеньем, Когда резец холодной гранью Касался кожи. Но порой Рукой шершавой и сухою Водил старик за наждаком, Или седым горячим лбом Он прислонялся, жар снимая… И странный трепет, набегая, Слезу почти ронял с ресниц, И ангел, букв не разбирая, Читал по-новой со страниц…
Так день за днём ссыпался пылью, И утончался лик, и крылья, Почти прозрачные, сияли При свете дня, а по ночам, Когда вздремнуть старик ложился, Над книгой теплилась свеча.
Однажды утром покупатель Зашёл к ним и спросил про цену…
И замер ангел, бросив чтенье, И слушая, какую долю Ему назначит старый мастер, А тот помялся, вытер пыль С почти прочитанной уж книги, Коснулся каменных ладоней, Покрывшимся холодным потом, И прошептал: «Не продаю…»
И удивился посетитель. И что-то в мире задрожало… И ангел встал, расправил крылья, И полной грудью задышал.
Свободен, цену не имевший, Он выпорхнул в окно под крышей, И улыбался старый мастер, И слёзы смахивал рукой… На верстаке лежала книга, Кудахтал чайник закипевший… И ангелы со всей округи Смотрели в окна мастерской. |
|
